Глава 3.

ОСНОВАНИЕ XPEHOBCKOГO КОНСКОГО ЗАВОДА. НАЧАЛО КОННОЗАВОДЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРЛОВА

Еще к 60-м годам XVIII века относится организация А.Г.Орловым конского завода под Москвой, в имении “Остров”, в 30 км от столицы. Похоже, что имение это впервые годы существования завода находилось в нераздельном владении всех братьев Орловых, и старший из братьев, И.Г.Орлов, жил в нем подолгу, распоряжался, “присматривал” за конским заводом брата в годы его заграничных отлучек.

Мы имеем мало данных, чтобы судить о коннозаводской работе А. Г. Орлова в 60-е годы. Заводские книги и записи не сохранили нам сведений ни об одной лошади, которая достоверно родилась бы в Островском заводе до 1770 года и уцелела бы для дальнейшей, работы Орлова в Хреновском конском заводе. Мы знаем только, что Островской завод был пополнен матками и жеребцами, выбранными Орловым из состава лучших дворцовых заводов по особому, личному, указу Екатерины II. Знаем, также, что в завод в разное время поступали как выводные кобыли, так и жеребцы в отдельных случаях высокой племенной ценности. Среди последних выделялись два жеребца, Шах и Дракон, присланные персидским шахом в подарок Екатерине II, а ею подаренные А.Г.Орлову.

По всей вероятности, 60-е годы были годами коннозаводского ученичества, годами первоначального ознакомления с техникой коннозаводской работы, с природными свойствами и с племенными качествами лошадей тех исходных пород- датской, испанской, английской и восточных, которыми смогли снабдить дворцовые конские заводы молодого коннозаводчика.

По новости дела, не обошлось, конечно, и без ошибок, но “бояться несчастья и счастья не видать” (Петр I). В частности, ошибкой был неудачный выбор места расположения конского завода. В подмосковных условиях ценнейшие лошади южных азиатских пород, а также и требовательные лошади культурных западных пород поневоле обрекались на восьмимесячное стойловое содержание в закрытых помещениях, на изнеживающее тепличное воспитание; в противном случае, при попытках закаливания в условиях северного климата они быстро погибали. Жертвой этого климата стал и знаменитый жеребец Сметанка, который прожил в Острове немногим более года.

Наблюдение, что лошади иностранных пород трудно акклиматизируются в наших условиях и сознание необходимости дать стране лошадей, которые отвечали бы вполне всём, как естественно-климатическим, так и экономическим, условиям нашей страны, не были бы в ней тепличным растением,- остались, повидимому, не без влияния на предпринятые Орловым широкие опыты скрещивания между собой пород лошадей, выведенных из самых разнообразных по климатическим условиям стран и местностей. С другой стороны, эти соображения могли побудить Орлова, после 12— 15 лет исканий, переменить место пребывания своего конского завода с тем, чтобы создать для лошадей более подходящие условия естественной обстановки, правда суровой и закаляющей, но такой, которую помеси, полученные от скрещиваний различных пород, были бы в состоянии выдерживать, а тем самым можно было бы избежать для них условий изнеживающего, чисто конюшенного режима.

Несомненно, что в организованном впоследствии Хреновском конском заводе А. Г. Орлов, проводя задуманные им межпородные скрещивания в целях получения крупного и выносливого потомства, выращивал помеси в условиях отнюдь не изнеживающего, а закаляющего “спартанского” содержания.

Как бы там ни было, но все лошади, выведенные в 1774—1776 годах Орловым из-за границы, поступили еще в Островской конский завод, который после этого сразу завоевал себе репутацию, если не самого крупного, то самого лучшего среди частных конских заводов России. В качестве такового его посещали и осматривали приезжавшие в Москву иностранцы. К 1778 году относится описание поездки в завод, оставленное в книге английского путешественника Уильяма Кокса1. Кокс посетил завод вместе с лордом Гербертом. Приятное впечатление произвели на гостей живописная местность, река Москва, хорошие пастбища. Неизгладимое воспоминание оставила коллекция выдающихся жеребцов и превосходных маток, числом около 60, собранных в одном месте, в глубине России, вблизи Москвы, из отдаленных частей света,— как Уильям Кокс упоминает,— из Аравии, Турции, Татарии, Персии и Англии.

На выводке Герберту очень понравился гнедой жеребец, подаренный Али-Беем (Кокс называет его одним из превосходнейших среди арабских из расы Кохейланов). А. Г. Орлов, заметив это, неожиданно для гостей, прислал жеребца “Алибея” через несколько недель в Петербург — Герберту в подарок, сопроводив его любезным письмом на английском языке.

Выведенный в Англию, жеребец “Алибей” получил заводское назначение и использовался для случки с чистокровными матками. На странице 394 тома I “Всеобщей заводской книги” мы можем прочесть официальное подтверждение рассказа Кокса. Впрочем, это был не единственный случай, когда в лучшие заводы Великобритании поступали жеребцы от А. Г. Орлова. Так, например, в “Racing Calendar” за 1777 год на странице 352 современники могли прочесть публикацию о жеребце “Орлов-Арабиан”. Скаковой календарь рассказывает, что жеребец был захвачен как военная добыча русскими войсками под командой А. Г. Орлова и был подарен последним Ральфу Вильямсону. “Орлов-Арабиан” описывается как жеребец редкой красоты и безупречного здоровья. Рост его был 14,5 гендов, т. е. 147 см в холке. К случке с жеребцом допускались матки посторонних владельцев, за плату по пять гиней с кобылы 2.

1WILLIAM Сохе. Travels into Poland, Russia, Sweden and Danemark. 1784, vol. I, p. 377—387.

2 Образец аттестата на лошадей, выводимых из Аравии, помещается на стр. 35 В данном случае арабский аттестат удостоверяет как масть, приметы, год, месяц и день рождения жеребца, так и принадлежность его отца, деда, матери и бабки к “чистой и благородной” породе—колену Саглави.

Образец аттестата 19 века на лошадь, выведенную из Аравии.

К тому времени, когда А. Г. Орлов, собрав мировую коллекцию лошадей различных пород, стал подыскивать для конского завода более подходящие места, он имел еще и опыт конского завода в “низменных местах” Симбирской губернии, опыт, повидимому, как и островской, не вполне удачный, в силу чего Симбирский завод был упразднен. В породе некоторых лошадей Хреновского завода (жеребец Любимец и кобылы Мытарка и Половая) имеются упоминания, что они переведены из “низменных мест”, из упраздненного завода, “бывшего в Симбирской губернии”. В бывшей Симбирской, екатерининских времен, губернии братья Орловы являлись собственниками больших поместий. По указу от 23 апреля 1758 года пяти братьям Орловым, и среди них Алексею, в обмен на имения их в Московской, Тверской, Ярославской и других губерниях были “пожалованы земли и угодия” по реке Волге, в Самарской луке, “кроме помещичьих”, “начиная от Рождественской волости, против города Самары, до Песцовой межи Усольской волости, как вверх, так и вниз по реке Волге”.1

Весьма возможно, что не только имение, но и завод Симбирской губернии находился в совместном владении А. Г. Орлова с братьями. Хотя опыт конского завода в “низменных местах” Симбирской губернии и оказался неудачным с точки зрения взыскательного и строгого к себе коннозаводчика-новатора, однако в литературе известны многие данные о влиянии, оказанном заводом на развитие коневодства в Симбирской губернии 2.

Из этого неудавшегося опыта А. Г. Орлов смог вынести практический урок, что на “низменных местах”, на заливных лугах, конскому заводу, разводящему лошадей высокой кровности и породности, так же не место, как и в лесах Подмосковья. Обе эти неудачи, и островская и симбирская, не поколебали целеустремленной настойчивости А. Г. Орлова; он только стал подыскивать более подходившие ему для конского завода более южные и более просторные места.

ПЕРЕВОД ЗАВОДА В ХРЕНОВОЕ

Все затруднения коннозаводчика оказались устраненными, когда Екатерина “пожаловала” Орлову обширные владения среди безграничных, еще вольных, еще никем не занятых, безбрежных степей Воронежской губернии, степей, которых не касался плуг, и растительность которых, в продолжение тысячелетий, топтали лишь стада степных антилоп (Saiga tatarica) и табуны диких лошадей — тарпанов. Именно здесь, неподалеку от города Боброва, Воронежской губернии, встретил тарпанов в 1767 году известный путешественник Гмелин и дал первое в научной зоологической литературе подробное их описание.

Выбор местности для конского завода на этот раз был сделан очень удачно. Если эти степи подходили для диких лошадей, то они должны были подойти и для тех культурных и высокопородных коней, которых А. Г. Орлов хотел и предполагал разводить в условиях, по возможности, близких к природным.

Все освоенные под конский завод участки поместья, вошедшие в состав обширного Хреновского имения, расположены в здоровой, высокой и сухой местности. Вместе с тем они представляли собой, большое разнообразие в отношении почвы, рельефа, орошения и растительного покрова. Тучный,

1Биографический очерк Владимира Григорьевича Орлова, СПБ, 1878, т. I, стр. 82. 2Ф. Унтербергер, Известия из внутренних губерний России, преимущественно для любителей лошадей, Дерпт, 1854, глава “Коннозаводство в Симбирской губернии”.

богатый чернозем, дававший баснословные для того времени урожаи зерновых, чередовался с теплыми супесчаными почвами, на которых уже ранней весною стаивал снег и которые позволяли производить проездки лошадей на скаковых кружках и беговых дорожках, не боясь грязи ни в весеннюю распутицу, ни в осеннее бездорожье. Площади ранних весенних и летних сухостепных пастбищ перемежались с так называемыми “солотями”, с такими участками степи, которые благодаря высокому стоянию грунтовых вод оставались зелеными и свежими в любую пору летней засухи. Хреновские просторы не представляли собой однообразной, равнинной глади. Степные луга и пастбища окаймлялись и перерезывались лесами и рощами. По обоим берегам реки Битюга, левого притока Дона, и вдоль бесчисленных речек и ручейков, на много десятков верст вокруг, высились вековые сосновые боры, шумели густые лиственные дубравы, давая в неограниченном количестве нужные в хозяйстве строительные материалы. И они же таили в себе множество всякого зверья в охотничьих угодьях, обильные рыбные уловы, бобровые гоны на реках, птичьи базары на озерах.

Место для центральной усадьбы было выбрано в 15 верст от реки Битюга. Отделенные от нее лесами и песками, хреновские табуны за 170 лет существования завода никогда к берегам Битюга не допускались, по поймам реки не выпасались. Это обстоятельство обычно игнорируется в мировой иппологической литературе, повторяющей ходячее утверждение о “Хреновском заводе на берегах реки Битюга”.

Широко и привольно, расточительно привольно, расположился А. Г. Орлов-Чесменский в новых своих владениях и повел свой конский завод со свойственным ему размахом. Под завод были отведены поместья Хреновое, Чесменка и Пады с несколькими меньшими имениями-хуторами, в общей сложности занимавшие площадь свыше 100 тысяч га земли (около 1 тысячи квадратных километров). К заводу были приписаны 4 тысячи крестьянских дворов. В пользование этих крестьян было отведено до 40 тысяч га.

На землях собственно коннозаводских все сельское хозяйство было подчинено в первую очередь интересам конского завода. Из огромного количества земли всего лишь 3 тысячи га обрабатывались и засевались; остальные—были покосы и необозримые пастбища.

Одновременно с конским заводом на Хреновских степях было организовано Орловым обширное овцеводство, которое велось с помощью точных племенных записей. Хреновской старожил, Иван Максимович Бобринев, прадед которого был овчаром Хреновской овчарни, рассказывал нам, что точное знание происхождения каждого барана и каждой овцы в овчарне было также обязательно для овчаров во времена А. Г. Орлова и В. И. Шишкина, как знание происхождения любой лошади для смотрителей и конюших конского завода.

К сожалению, пропажа хреновских архивов (о чем см. ниже) не позволяет восстановить бюджет крупного крепостного хозяйства Орлова, подобно тому, как восстановлены, например, бюджеты Шереметевых, Юсуповых, Демидовых1.

Есть все основания полагать, что хозяйство Хренового при Орлове и Шишкине отличалось высокой для того времени степенью товарности. Крупные хозяйства, осваивавшие девственные степи, легко приобретали этот характер. Получаемые богатейшие урожаи зерновых создавали товарные

1См. В. Станюкович. Бюджет Шереметевых, М., 1927. А. Насонов. Юсуповские вотчины в XIX в. (Докл. АН СССР, 1926). Б.Б.Кафенгауз. История хозяйства Демидовых в XVIII—XIX вв., изд. АН СССР, т. I. 1949.

излишки хлеба; большие пространства пастбищ позволяли проводить в Хреновом ежегодный нагул многочисленных гуртов скота; десятки тысяч овец (еще при Шишкине содержалось до 50 тысяч голов овец) разводились в Хреновом также не на собственную “потребу”.

Отдаленность воронежских имений от потребляющих центров содействовала преимущественному, по сравнению с полеводством, развитию в хозяйстве различных отраслей животноводства.

В облике А. Г. Орлова чем дальше, тем больше проглядывали черты не только феодала-крепостника, но и промышленника, инициативного и расчетливого, делавшего значительные вложения в выгодные для него отрасли хозяйства.

И тысячи лошадей, выращиваемых в Хреновом, также в основном продавались, так как собственные потребности Хренового и Нескучного с избытком покрывались 10—15 процентами от всего ежегодно рождавшегося в конском заводе молодняка.

Следует особо подчеркнуть, что Орлов продавал лошадей, в то время как многие дворяне-помещики того времени еще считали, что “торговать лошадьми это не дворянское дело”.

Стремление по возможности увеличить выгоды от животноводства, приобретавшего товарный характер, влекло за собою мысль о желательности производить животных более или менее высших достоинств, а это приводило к племенному направлению, которое и получали ведущие отрасли животноводства.

РАЗМЕРЫ ЗАВОДА И ЧИСЛЕННОСТЬ ПЛЕМЕННОГО СОСТАВА В НЕМ В РАЗНЫЕ ПЕРИОДЫ

Годом основания Хреновского конского завода считается обычно 1778 год, тот год, когда Хреновое заполнилось лошадьми, переведенными из Острова.

Подобно тому, как первое упоминание о городе в летописи свидетельствует не об основании, а лишь о существовании его в определенном году, так и в истории Хреновского завода позднее чем 1778 годом мы не имеем права датировать возникновение Хренового, но лишь обнаружение в одном из государственных архивов дарственной Орлову на Воронежские земли может установить фактическую точную дату основания его.

Несомненно, что нельзя было вести лошадей колоссальной ценности в степь, на голое место. Несомненно, что переводу лошадей должна была предшествовать организация Хреновского имения, переселение крестьян, возведение необходимых для первоначального размещения людей и лошадей построек, распашка целины под посевы, заготовка запасов продовольствия и фуража, и тем самым вероятный год основания приходится отодвинуть по меньшей мере на 1776 или даже на 1775 год, т. е. на первый же год по возвращении А. Г. Орлова из-за границы.

С другой стороны, возможно и даже вероятно, что и Островской завод не подвергся сразу полной ликвидации в 1778 году, и некоторое количество лошадей продолжало оставаться в Острове до 90-х годов.

Первоначальное количество племенных лошадей, приведенных в Хреновской конский завод из Острова, точно неизвестно, но вне всяких споров стоит то обстоятельство, что после перевода в Хреновое завод стал быстро увеличиваться в размерах и масштабах работы, стал выдвигать перед собой все новые задачи и цели. Если в Острове в 1776 году число маток составляло всего лишь 60 голов, то хреновские просторы дали возможность в ближайшие два десятилетия довести число заводских маток до 500—600, а с приплодом общее поголовье лошадей, при жизни Орлова, доходило до 3 тысяч.

Если в Острове основным и единственным направлением было верховое, то в Хреновом вскоре, один за другим, открываются рысистое и чистокровное отделения. Уже в начале 80-х годов в Хреновской завод поступают из-за границы значительные группы выписанных из Мекленбурга и Голландии упряжных лошадей, и завод приступает к разрешению сложнейшей зоотехнической задачи—созданию новой рысистой породы.

Ближе к 90-му году Хреновской завод начал пополняться первоклассными чистокровными производителями и матками, составившими особое отделение, которое по своим размерам и по качеству производящего состава не имело себе равных ни в одной стране континента Западной Европы. Работа завода велась в нескольких направлениях. В двух отделениях завод поставил перед собой, и с успехом разрешил, сложнейшую задачу создания русских конских пород—одной верховой, а другой рысистой. В третьем отделении разводилась “в себе” чистокровная скаковая порода. Наконец, существовали отделения “фрунтовых” и “цуговых” лошадей, о которых мы знаем совсем мало. Каждое из этих отделений, при жизни Орлова, по размерам своим являлось крупнейшим заводом, точнее сказать, каждого хватило бы на несколько конских заводов, и не маленьких. Вот некоторые цифры.

В 1824 году, т. е. спустя 15 лет после смерти Алексея Орлова, когда заводом управлял Василий Шишкин и когда завод был уже “в числе несколько убавлен”, согласно описанию завода, помещенному в “Записках для охотников до лошадей”, в заводе состояло маток в каждом отделении:

Верховых орловской породы . . . . 130 при 19 жеребцах

Английских . . . . . . . . . . . . 122 “19”

Арабских и английских . . . . . . 85 —

Рысистых . . . . . . . . . . . . . 267 “ 24”

Всего . . . . . . 604 при 62 жеребцах

Молодняка всех возрастов во всех

отделениях . . . . . . . . . . . 1 519

Итого в заводе в наличии

лошадей . . . . . . . 2185 голов

В 1831 году В. И. Шишкин сдал И. П. Седину при своем уходе из Хренового следующее поголовье:Порода Жеребцов Маток Молодняка Всего
Так называемых хреновских арабских, т.е. верховых орловских 6 60 173 239
Английских 11 86 316 413
Арабских с английскими 6 29 100 135
Английских с арабскими 10 57 106 173
Рысистых 26 338 797 1161
Всего 59 1492 2121

Вся история Хреновского завода при Орлове и Шишкине объективно свидетельствует, что, ставя перед собой задачи создания новых типов и пород лошадей, Хреновской завод вел работу с самого начала в широких масштабах, при которых легче надеяться на успех в разрешения труднейших задач племенного животноводства.

ЗАВОДСКИЕ ЗДАНИЯ И ПОСТРОЙКИ

Хороши и привольны были облюбованные места в воронежских степях, но необитаемы. Ни одного жилого дома, ни одной конюшенной постройки, а надо было поселить свыше 10 тысяч человек обоего пола и разного возраста и разместить все многочисленное конское поголовье завода. Начатое при жизни Орлова обширное по своим размерам и замыслам строительство потребовало для своего окончания немало времени и было завершено уже преемником Орлова — В. И. Шишкиным.

Обеспечение жилыми строениями всех крестьянских дворов, “приписанных” к Хреновскому заводу, не представляло особых затруднений: Хреновое со всех сторон окружали большие массивы нетронутого первоклассного строевого леса. Иначе обстояло дело с возведением зданий конского завода.

Принимая во внимание опасность пожара и бедствия, какие он мог вызвать р таком большом конском заводе, здания, по указанию Орлова, должны были возводиться сплошь каменные и “на веки веков”. Здания, выстроенные в Хреновом в те годы, стоят и ныне. И действительно, построены они настолько монументально, что когда в Отечественную войну фашистские самолеты сбросили на Хреновской завод несколько бомб. то вековые деревья, стоявшие вдоль главного здания, упали, срезанные взрывной волной” стены же строений не дали ни одной трещины.

Вид фасада Хреновского завода в 20-х годах XX века.

Фасад конского завода Графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской.

Фасады Хреновского Конского завода в 1824 г.

Архитектор Д.И. Жилярди. Гравюра А.А.Фролова.

План строений Хреновского конского завода, помещенный в “Записках для охотников до лошадей”(1824г.)

Вид одного из внутренних дворов Хреновского завода.

Современная фотография.

Из опубликованного в 1824 году описания Хреновского завода и плана зданий центральной усадьбы1 мы узнаем, что “передний фасад сего строения прожектирован архитектором и кавалером Дементием Ивановичем Жеральди”, т. е. знаменитым зодчим того времени Д. И. Жилярди-сыном, отстраивавшим Московский университет после пожара 1812 года, замечательный дом Гагариных на Поварской и другие известные здания в Москве. “Прочее же все строительство”,- читаем мы в описаний,- “продолжалось по назначению управляющего ныне конским заводом Василья Ивановича Шишкина и находящегося при нем архитектора Николая Леонтьева”.

Из конструкции фразы “строительство продолжалось управляющим ныне заводом” надо сделать заключение, что строительство всего комплекса грандиозных зданий завода было начато еще при жизни Орлова, а проект переднего фасада был заказан знаменитому зодчему позднее, когда строительство надо было завершать, и он завершил его с таким же блеском, с каким Росси завершил оформление площади Зимнего дворца в Петербурге. К 1818 году, когда Хреновое посетил Александр I, строительство было доведено В.И.Шишкиным до конца.

Из приложенного в фотокопии старинного, датированного 1824 годом, плана зданий центральной усадьбы видно богатство и разнообразие воздвигнутых сооружений различных типов и назначений: для жеребцов, для маток жеребых и для маток холостых, для отъемышей верховых и для отъемышей рысистых, для лошадей в тренинге и т.д. Два манежат, в том числе большой манеж для выездки и верховой езды (около 80Х20 м), четыре выводных

1См. “Записки для охотников до лошадей на 1824 год”, ч. VII, стр. 741—744.

зала в угловых башнях, анатомический зал-музей, ветеринарный лазарет, подсобные предприятия и мастерские: экипажные, шорные, кузнечные, слесарные, столярные и прочие, крытые варки и загоны.

Лицевая сторона фасада центрального здания имеет до 175 м, а вся передняя линия конного двора до 425 м длины.

Из числа конюшен нельзя не обратить внимания на роскошную конюшню для заводских жеребцов (литера “Г”) с внутренним расположением денников и с круговыми коридорами вдоль наружных стен. Преимущества этой системы были оценены уже современниками. “Лошади,— писалось в русском коневодческом журнале 1824 года,— вовсе удалены от сырости углов и стен, свет разливается во всей своей полноте”.

Превосходное архитектурное оформление лицевого фасада в стиле русского классицизма, к сожалению, не дошло до нас неприкосновенным. В 80-х годах XIX века были сняты скульптурные группы, столь украшавшие фасад,— кентавры, укротители коней, колесницы, запряженные четвернями — и на куполе, над главным входом, поставлены обезобразившие его казенные часы. Испорчены также пропорции боковых дверей манежа, показавшихся обывателям и чиновникам конца XIX века слишком уж высокими.

Известно, что светлый, изящный стиль построек Нескучного также был испорчен позднейшими перестройками. Вместо дома А. Г. Орлова в царствование Николая I был выстроен так называемый Александрийский дворец.

О том как могли выглядеть детали фасада, не сохранившиеся до настоящего времени, хорошее представление дает другая работа Д. И. Жилярди, его конный двор в Кузьминках.

Конный двор в Кузьминках. Архитектор Д. И. Жилярди.

В архитектурных кругах относятся с некоторым сомнением к тому, был ли в Хреновом осуществлен в точности проект Д. И. Жилярди. Для сомневающихся приведем следующую выписку из “Изъяснения к рисунку № 24”:

“Построение в натуре в точности сходно с сим фасадом, исключая надписи. в средине купола означенной, которая в натуре не сделана. Г. Титулярный советник Александр Александрович Флоров искусным резцом своим выразил превосходно все предметы и украшения сего строения, так что нет надобности описывать оные”.

Чтобы получить представление о масштабах проведенного строительства, надо еще вспомнить комплекс жилых домов Хреновской усадьбы и прибавить к этому еще дома и конюшни усадеб Чесменка и Пады, выстроенных по единому общему плану и в одном архитектурном стиле.

Как указывалось в “Архитектурной газете” (от 18 января 1936 г.), руины конюшен в Падах “поражают своими пропорциями”, конюшни в Чесменке “замечательны в конструктивном отношении, пожалуй, это — нечто уникальное”.

Подобно Хреновским, также и постройки в Чесменке оказались полезными советскому коннозаводству — в них на сегодня размещается племенной состав Чесменского государственного конского завода.

КАДРЫ ХРЕНОВСКОГО ЗАВОДА

Алексей Орлов был не только смелым инициатором и талантливым новатором в коневодстве, он был и блестящим организатором, каким проявил он себя и ранее, в перевороте 62 года и во времена архипелагской экспедиции.

Готовясь развернуть грандиозный по своим масштабам конский завод, собирая мировую коллекцию из наилучших особей наилучших конских пород того века, выбирая для будущего завода место расположения, Алексей Орлов не упускал из внимания необходимости подготовить знающих сотрудников и помощников и сплотить их вокруг любимого дела. К 90-м годам вокруг Орлова возникла целая школа замечательных русских зоотехников, во главе с Василием Шишкиным, русских тренеров, наездников, берейторов, жокеев, конюших, ветеринарных врачей и других работников по коннозаводству. Все они, начиная с Шишкина и кончая любым конюхом Хреновского завода, считали себя “выучениками” Орлова.

К сожалению, в данном случае мы не в состоянии восстановить все звенья работы, все ступени лестницы восхождения и видим только конечные результаты.

Конечно, Алексей Орлов, в совершенстве знавший практически лошадь и верховую езду, следивший за теорией коннозаводства и выписывавший все выходившие в свет как русские, так и иностранные книги и издания1, мог многое передать своим помощникам и показом и рассказом, но, по всей вероятности, он лично давал уж только окончательную шлифовку и огранку той молодежи, которая перед тем училась у придворных берейторов верховой езде, в Медико-хирургической академии экстерьерному познанию лошади и ветеринарии или даже, в отдельных случаях, отправлялась на выучку за границу. Так, например, если “старый Q”, герцог Куинсбэри, “первый ездок-охотник своего времени”, оставил после себя какие-либо коннозаводские архивы, или его тренер и жокей Ричард Гудисон — какие-либо

1Так же” как и лошадей, Орлов покупал книги “дорогой ценой”. Иногда он платил и по 1 000 рублей за редкую книгу. См. письмо В. Г. Орлова к А.Г. Орлову от 7/XI 1774 г. (Биографический очерк В. Г. Орлова, 1878, т. I, стр. 307).

мемуары, то в них должна найтись запись о пребывании русского, Александра Галина, присланного к ним из Хреновского завода.

Первым ветеринарным врачом Хреновского завода, с основания и до 1826 года, был И. П. Корчагин, ученик Л. М. Эвеста1. После смерти Корчагина старшим ветеринарным врачом завода был С. П. Курлин. происходивший, так же как и Корчагин, из крепостных крестьян. С. П. Курлина посылали в Петербург “для прохождения курса Медико-хирургической академии”- надо полагать, не самой академии, а “скотоврачебного училища” при ней, основанного в 1803 году.

Наездниками рысистого отделения Хреновского завода при Орлове состояли

В. Кузьмин и его ученик Логин, Семен Белый с учениками братьями Кондратьевыми, Семен Черный, потомком которого был знаменитый русский тренер и наездник Павел Чернов, ездивший на лошадях Малютинского завода, Семен Мочалкин (Дрезденский) с учениками Ивановым и Чижовым. Прекрасными ездоками и вдумчивыми тренерами были также В. И. Шишкин и его сыновья Алексей и Сергей.

На выучку в Хреновской конский завод принимали и наездников из других рысистых заводов России и можно сказать, что именно в стенах Хреновского завода возникла, создалась и окрепла целая школа мастеров езды и тренинга, влияние которой протянулось на столетие. Глубоко продуманные взгляды на значение тренинга в рысистом коннозаводстве и разработанные этой школой приемы тренировки рысистых лошадей прекрасно отражены в замечательной (к сожалению, ныне мало известной читателям) книге одного из последних ее корифеев Н. С. Тихомирова: “Рысак, его выдержка, выездка и подготовка на приз”2.

Смотрителем верхового отделения был Кунаков, он же лично тренировал чистокровных лошадей. Лучшим жокеем завода был Степан Сорока. Для манежной выездки верховых лошадей имелся целый штаб берейторов: Зобов, Копьев, Адамов, Галин и др.

Ни одно из этих имен не должно быть забыто, и мы можем только сожалеть, что у нас нет возможности воздать свое каждому из них. Несправедливая к скромным труженикам официальная летопись Хреновского завода обходит молчанием их каждодневные дела и безвестные подвиги. Однако нет никакого сомнения в том, что без них, без этих самоотверженных, талантливых, преданных своему делу крепостных специалистов Алексей Орлов был бы полководцем без армии.

Десятилетиями крепостные смотрители, конюшие, наездники работали в тиши и неизвестности, без всякой надежды на признание и награду, а плоды их работы доставались другим. Что подсмотрели, выпытали они у природы, что подсказали своему хозяину к его славе и выгоде,— никто никогда этого не узнает.

Обратим внимание еще на одну сторону вопроса.

Среди подаренных Екатериной II и переселенных в Хреновое 4 тысяч “душ” государственных крестьян, ставших крепостными Орлова, были и крестьяне из бывших монастырских хозяйств, а в числе их могли быть, и навер-

1Л.М. Эвест—автор известного руководства по ветеринарии, изданного под названием “Полный русский конский лечебник” в 1795 году в Москве и посвященного А. Г. Орлову. Деятельность Эвеста была тесно связана с Островским заводом и конюшнями Нескучного. Он привлекался Орловым как для руководства лечением лошадей, так п для вскрытия павших, в целях более точного посмертного диагноза. При вскрытии трупов более ценных лошадей А, Г. Орлов присутствовал лично (см. Эвест Л. М., ук. соч., т. I. стр. 465—467)

2 Изд. 1-е, М„ 1879: изд. 2-е, М„ 1883.

ное были, “животники добрые, правдивые и рачительные люди, которые всякую животину водить умеют”, хранители заветов и преданий русской коннозаводской старины. У таких опытных и добросовестных “животников” Орлов и сам, вероятно, многому мог научиться в первые годы своей коннозаводской деятельности.

УПРАВЛЯЮЩИЕ ХРЕНОВСКИМ KOНCKИM ЗАВОДОМ

История управления заводом распадается на три периода.

Первый — “Орловский период” — от основания завода до смерти Орлова (1778—1807 гг.).

Второй—“Шишкинский период”—после смерти Орлова по 1831 год.

Третий—“Послешишкинский период”—с 1631 года до передачи завода в казну в 1845 году.

Во весь первый период Хреновской завод испытывал сильнейшее личное влияние Орлова. Общий уклад жизни завода был раз и навсегда установлен Орловым, изменить в нем что-либо управляющие завода не были вольны. В 80-х и 90-х годах Орлов часто навещал Хреновской завод и, повидимому, иногда живал в заводе продолжительное время1.

Первым управляющим Хреновского завода, на которого имеются указания в литературе, был Иван Никифорович Кабанов, ранее служивший в Островском заводе наездником. Это был, как свидетельствует В. И. Коптев тоже выученик Орлова и точный исполнитель его предначертаний. Повидимому, И. Н. Кабанов не был человеком яркой индивидуальности, личной инициативы и особой активности.

Во всяком случае и будучи в Москве, в Нескучном дворце, и даже проживая за границей в Дрездене во время вынужденной ссылки в царствование Павла I (1796—1801 гг.), Орлов в основном оставлял за собой руководство заводом. Он сам вникал во все обстоятельства жизни завода. Все московские старожилы, знавшие лично А. Г. Орлова, согласно утверждают, что величайшая стройность, точность, порядок, пунктуальная последовательность и отчетливость царили в делах Орлова2. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть письма Орлова первому хреновскому управляющему3. Факсимиле одного из писем мы здесь помещаем.

Вопросы случки и подбора, вопросы заводского режима и кормления Орлов всецело оставлял за собой. До самой его смерти ни один жеребец и ни одна кобыла не получили заводского назначения, а также ни одна лошадь не поступила в продажу иначе, как после осмотра и личного распоряжения Орлова.

Место не позволяет привести письма Орлова целиком, как бы они этого ни заслуживали. В этих письмах нет и следа начальственного тона, высокомерных приказаний. Видно, что А. Г. Орлов требовал от своих сотрудников многого, но только не холопства, не бесполезного “рвения к службе” и не бессмысленной субординации. В этих письмах чувствуется зоркое внимание, безошибочно меткий глаз знатока, легко отыскивающий малейшие погрешности лошади в езде. В письме А. Г. Орлова к И. Н. Кабанову от 23 сентября 1801 года мы читаем:

1См. письмо В. Г. Орлова от 20 сентября 1790 года, напечатанное в Биографическом очерке В. Г. Орлова, СПБ, т. II, стр. 126.

2См. сообщение профессора Московского университета И. И. Страхова, приводимое В. И. Коптевым.

3 Русский архив, 1870.

“Посланные тобою ко мне лошади беговые до сих мест доведены благополучно; только не всех еще видел; видел только пятерых, трех жеребцов и двух меринов, и твой любимец так учтиво был приезжей. Амазонке заплатил три калачика1, которые Сеня битюцкой и поднес Сене дрезденскому, в котором числе и я получил калачик2, сказав битюцкому спасибо, что хорошо езжены лошади, хотя и есть маленький недостаточек на выездке: головы низко гнут и сильно везут, но вообще все лошади ладно езжены, а как за всем оным твой присмотр главный был, за что тебя благодарю много”.

В другом письме от 17 сентября 1807 года А. Г. Орлов пишет: “Хорошо, что ты похваляешь молодых в упряжке, но не вели их заторапливать в езде. Взятые же мною лошади все переменились к лучшему, один Холстомер не совсем еще исправился, нередко приталкивает”.

Итак, приведенные из Хренового лошади оказались выезженными неважно и в резвости уступили дрезденским, а Орлов вместо выговора и взыскания, в полном соответствии с тургеневской характеристикой, ласково утешает проигравшего и хвалит коней его наездки3.

Несомненно, было бы в корне неверно, основываясь на этих письмах Орлова и на дворянских воспоминаниях его современников, представлять взаимоотношения графа Орлова и крепостных, как некую прекраснодушную идиллию.

Несомненно, А. Г. Орлов был феодалом-аристократом, не мыслившим своего существования без “хотя бы 5 000 душ” крепостных и позволявшим садиться за свой стол только дворянам в мундирах.

Но в то же время никак нельзя ставить знак равенства между А. Г. Орловым и бесчисленным множеством каменских, струйских, измайловых, не говоря уже о салтычихах и аракчеевых разного калибра, оставивших по себе кровавую память в народе.

После 1801 года, когда Орлов жил уже безвыездно в Москве, ежегодно все лошади, как намеченные в завод, так и предположенные в продажу, отправлялись из Хренового за 700 километров в Москву. Здесь происходит осмотр, испытания и отбор, после чего жеребцов и кобыл, получивших заводское назначение, посылали обратно в Хреновое, а назначенных к продаже продавали в Москве. И. Н. Кабанову оставалась только роль добросовестного и точного исполнителя приказов, роль, которую он выполнял с успехом. Можно сказать, что в Хреновском заводе И. Н. Кабанов имел власть над лицами, но не над порядками.

И после смерти Орлова, в течение 20 с лишком лет, пока Хреновским заводом управлял В. И. Шишкин, несмотря на то, что выбор производителей совершался уже на месте, в Хреновом, все же ставки рысаков, назначенные в продажу, приводились попрежнему ежегодно в Москву, где и происходили аукционы Хреновского завода.

После смерти А. Г. Орлова И. Н. Кабанов в 1809 году ушел на покой и Хреновской завод после трех лет короткого междуцарствия, в течение которых им управлял форстмсйстер лесного ведомства Маковкин, попал в ведение и управление Василия Ивановича Шишкина, самого любимого и самого талантливого из учеников А. Г. Орлова, остававшегося на посту

1А.Г. Орлов-Чесменский,— пишет современник его в “Записках студента”,— иа рысаков своих “заклады всегда держал на московские калачи”.

2 Иными словами, это место надо читать так, что прибывшая с Орловым из Дрездена Амазонка, дочь Барса 1, оказалась лучше тренированной и более резвой, и наездник Семен “дрезденский” трижды обыграл на ней рысаков, приведенных из Хренового.

3 “Неослабность присмотра важнее строгой взыскательности”, любил говорить А. Г. Орлов.

Факсимиле письма А. Г. Орлова хреновскому управляющему И. Н. Кабанову.

управляющего Хреновским заводом бессменно в продолжение 20 лет в период расцвета славы Хреновского завода.

К этому времени роль Москвы как руководящего центра и Хренового

как исполняющего в корне изменилась.

В. И. Шишкин, богато одаренный талант-самородок, блестящий продолжатель дела А. Г. Орлова, вел завод по своему разумению и был фактическим хозяином конского завода, так как единственная дочь Орлова, Анна, которой по наследству перешло Хреновое, непосредственного участия в управлении заводом не принимала.

При жизни Орлова В. И. Шишкин был в роли личного секретаря и казначея. Можно думать, что первоначальные коннозаводские воззрения выработались у него еще в тот период и были в значительной степени почерпнуты от Орлова, но все же имелись и пункты значительных расхождений. Так, весь коннозаводский режим, установленный А. Г. Орловым в Хреновом, был сохранен В. И. Шишкиным в неприкосновенности, почему и изложение условий содержания, кормления, случки и пр. может быть общим для двух первых периодов существования Хреновского завода. В вопросах же разведения взгляды В. И. Шишкина уже более значительно отличались от взглядов А. Г. Орлова, что делает совершенно необходимым изучать в отдельности, по периодам, историю каждой породы, разводимой в Хреновом, и применявшихся методов отбора и подбора.

Для Хреновского завода и для судьбы создававшихся в нем пород было большим счастьем, что после Орлова его место занял Шишкин, этот яркий талант, этот замечательный русский зоотехник.

О Шишкине можно сказать, что при его высокой одаренности, практической трезвости, неутомимой работоспособности и благодаря его умению ладить с людьми ему все удавалось, все как-то выходило у него привлекательным, интересным для окружающих и в то же время прибыльным для него самого.

Сохранился рассказ о том, как Шишкин сумел освободиться от крепостной зависимости.

В 1818 году в Хреновском заводе ожидали приезда Александра I. Не таков был Шишкин, чтобы упустить этот представившийся ему редкий случай. Ему мало было показать завод и хозяйство в образцовом порядке, надо было обратить на себя лично особое внимание царя. И вот что придумал изобретательный ум стремившегося к свободе крепостного.

Как известно, лошади во время раздачи овса по кормушкам обычно нетерпеливо ржут. В. И. Шишкин велел приладить ко всем окнам конюшен наружные ставни, а затем в продолжение нескольких недель, по приказу Шишкина, каждый раз, когда приходило время лошадям задавать овес, “ставни эти открывались и в тот же момент засыпался в ясли каждой лошади овес”1. Таким образом, у лошадей был выработан, как мы теперь бы сказали, условный рефлекс, и они стали дружно каждый раз откликаться ржанием на этот маневр.

И вот, в ту минуту, когда Александр I, при посещении в 1818 году завода, переступил порог конюшен, сотни крепостных, поставленных снаружи стен у окон, мгновенно, по данному знаку, отдернули ставни, и внезапно тишина на конюшне сменилась оглушительным ржанием 500 лошадей.

' В. И. Коптев, ук. соч., стр. 82.

Обманутые лошади не получили на этот раз желанного овса, зато лошадиное “здравие желаем” привело в восторг царя, и по его воле была тут же дана вольная конюшему, который сумел научить всех подчиненных ему лошадей “приветствовать” императора.

В 1831 году В. И. Шишкина сменил И. П. Седин, ранее служивший конюшим Нескучного дворца. Трехлетнее управление Седина представляет собой картину бесхозяйственности, злоупотреблений, бескормицы, болезней и падежа лошадей, массовых продаж, в результате чего через три года некоторые отделения завода прекратили вовсе свое существование, а в оставшихся двух отделениях (рысистом и верховом) уцелела лишь половина племенного состава.

После ухода Шишкина все продажи лошадей производились уже на месте в Хреновом, по усмотрению управляющего. И. П. Седин был управителем недобросовестным. При нём про Хреновской завод можно было сказать словами Данте: “Там нет за деньги становится да”. Напомним известный рассказ о покупке B.H. Зубовым для своей свадьбы двух четвериков из рысаков Хреновского завода. И. П. Седин продал выбранных Зубовым лошадей и даже “на казовый конец” прибавил к ним услужливо кастрированного им жеребца-производителя, но лишь после того как Зубов подарил ему приглянувшийся управителю перстень с дорогим бриллиантом1. Хреновские порядки и злоупотребления, свившие себе гнездо в заводе при И. П. Седине, живо и красочно отображены в художественной литературе у Дриянского, “Записки Мелкотравчатого”, в описании охоты в отьезжем поле на землях “графини Отакой-то”.

В 1834 году И.П.Седин был уволен и место его занял подполковник П.И. Кремешной, который и состоял в должности управляющего до самой передачи Хреновского завода в казну в 1845 году. За П. И. Кромешным нет особых заслуг, которые располагали бы в его пользу. П. И. Кремешной — это службист, добросовестная посредственность. Взяток он, разумеется, не брал, на перстни с чужих рук, как Седин, не льстился, но он любил псовую охоту и “за борзых щенков” мог иногда выпродать из маточного состава Хреновского завода и непродажных кобыл. П. И. Кремешной был в Хреновском заводе пришельцем, явился сюда в 1834 году и ушел отсюда в 1845 году равнодушным к прошлой славе завода и к будущей его судьбе.

1В. И. Коптев, ук. соч., стр. 93.